Неточные совпадения
Весь Божий мир изведали,
В горах, в
подземных пропастях
Искали…
Легко было немке справиться с беспутною Клемантинкою, но несравненно труднее было обезоружить польскую интригу, тем более что она действовала невидимыми
подземными путями. После разгрома Клемантинкинова паны Кшепшицюльский и Пшекшицюльский грустно возвращались по домам и громко сетовали на неспособность русского народа, который даже для подобного случая ни одной талантливой личности не сумел из себя выработать, как внимание их было развлечено одним, по-видимому, ничтожным происшествием.
Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести
подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян.
— Разве есть
подземный ход?
Пред нею
Все побежало, все вокруг
Вдруг опустело — воды вдруг
Втекли в
подземные подвалы,
К решеткам хлынули каналы...
Выслушав Самгина, он сказал густейшим
подземным голосом, добродушно и любезно...
Пришлось самому тащить два тяжелых чемодана, шагать
подземным коридором в толпе сердитых людей, подниматься с ними вверх по лестнице.
Голосок у дяди Миши был тихий, но неистощимый и светленький, как
подземный ключ, бесконечные годы источающий холодную и чистую воду.
Он, с биением сердца и трепетом чистых слез, подслушивал, среди грязи и шума страстей,
подземную тихую работу в своем человеческом существе, какого-то таинственного духа, затихавшего иногда в треске и дыме нечистого огня, но не умиравшего и просыпавшегося опять, зовущего его, сначала тихо, потом громче и громче, к трудной и нескончаемой работе над собой, над своей собственной статуей, над идеалом человека.
Я в свое окошечко видел блуждающий свет фонарей, слышал, точно
подземный грохот, стук травимой цепи и глухое, тяжелое падение другого якоря.
Утомленный, заснешь опять; вдруг удар, точно
подземный, так что сердце дрогнет — проснешься: ничего — это поддало в корму, то есть ударило волной…
Высококультурный слой может быть так же народен, как и глубинный
подземный слой народной жизни.
Это всегда сначала процесс
подземный.
Ну, а гимн-то наш
подземный где состоится?
А их ведь много, их там сотни, подземных-то, с молотками в руках.
И тогда мы,
подземные человеки, запоем из недр земли трагический гимн Богу, у которого радость!
Может быть, единственный раз в жизни мы слышали
подземный гул.
Издали доносился какой-то шум, похожий не то на
подземный гул, не то на отдаленные раскаты грома.
История залива. — Тихая пристань. — Пост Ольги. — Крестовая гора. — Манза-золотоискатель. — Птицы. — Тигр на вершине хребта. — Лишаи и мхи. — Гольцы. — Поиски. — Лед
подземный. — Истоки реки Сандагоу. — Пятнистые олени
Утром на следующий день я пошел осматривать пещеры в известковых горах с правой стороны Арзамасовки против устья реки Угловой. Их две: одна вверху на горе, прямая, похожая на шахту, длина ее около 100 м, высота от 2,4 до 3,6 м, другая пещера находится внизу на склоне горы. Она спускается вниз колодцем на 12 м, затем идет наклонно под углом 10°. Раньше это было русло
подземной реки.
В заключение прибавлю несколько слов об элементах, из которых составился круг Станкевича; это бросает своего рода луч на странные
подземные потоки, в тиши подмывающие плотную кору русско-немецкого устройства.
Увеличившийся шум и хохот заставили очнуться наших мертвецов, Солопия и его супругу, которые, полные прошедшего испуга, долго глядели в ужасе неподвижными глазами на смуглые лица цыган: озаряясь светом, неверно и трепетно горевшим, они казались диким сонмищем гномов, окруженных тяжелым
подземным паром, в мраке непробудной ночи.
Чувствовались в некоторых течениях
подземные манихейские и богумильские влияния.
Я начал формироваться во вторую половину 80 годов, когда в России происходила
подземная духовная работа.
Кроме «законных» сточных труб, проведенных с улиц для дождевых и хозяйственных вод, большинство богатых домовладельцев провело в Неглинку тайные
подземные стоки для спуска нечистот, вместо того чтобы вывозить их в бочках, как это было повсеместно в Москве до устройства канализации.
— Теперь
подземную тюрьму начали ломать, — пояснил мне десятник.
Это было эпилогом к моему
подземному путешествию в бездны Неглинки сорок лет назад.
В столице можно и украсть, и пострелять милостыньку, и ограбить свежего ночлежника; заманив с улицы или бульвара какого-нибудь неопытного беднягу бездомного, завести в
подземный коридор, хлопнуть по затылку и раздеть догола.
Знакомый
подземный коридор, освещенный тусклившимися сквозь туман электрическими лампочками. По всему желобу был настлан деревянный помост, во время оттепели все-таки заливавшийся местами водой. Работы уже почти кончились, весь ил был убран, и
подземная клоака была приведена в полный порядок.
Тогда полиция не заглядывала сюда, да и после, когда уже существовала сыскная полиция, обходов никаких не было, да они ни к чему бы и не повели — под домом были
подземные ходы, оставшиеся от водопровода, устроенного еще в екатерининские времена.
Еще в екатерининские времена она была заключена в
подземную трубу: набили свай в русло речки, перекрыли каменным сводом, положили деревянный пол, устроили стоки уличных вод через спускные колодцы и сделали
подземную клоаку под улицами.
В «Кулаковку» даже днем опасно ходить — коридоры темные, как ночью. Помню, как-то я иду
подземным коридором «Сухого оврага», чиркаю спичку и вижу — ужас! — из каменной стены, из гладкой каменной стены вылезает голова живого человека. Я остановился, а голова орет...
Мои статьи о
подземной клоаке под Москвой наделали шуму. Дума постановила начать перестройку Неглинки, и дело это было поручено моему знакомому инженеру Н. М. Левачеву, известному охотнику, с которым мы ездили не раз на зимние волчьи охоты.
Однако
подземные тайники продолжали оставаться нетронутыми.
Подземные болота, окружавшие площадь, как и в древние времена, тоже не имели выхода.
Самую же главную трущобу «Кулаковку» с ее
подземными притонами в «Сухом овраге» по Свиньинскому переулку и огромным «Утюгом» срыла до основания и заново застроила.
Я — за ними, по траве, чтобы не слышно. Дождик переставал. Журчала вода, стекая по канавке вдоль тротуара, и с шумом падала в приемный колодец
подземной Неглинки сквозь железную решетку. Вот у нее-то «труженики» остановились и бросили тело на камни.
Мы пролезли в пролом, спустились на четыре ступеньки вниз, на каменный пол; здесь
подземный мрак еще боролся со светом из проломанного потолка в другом конце подземелья. Дышалось тяжело… Проводник мой вынул из кармана огарок свечи и зажег… Своды… кольца… крючья…
Она содержалась тогда в
подземной тюрьме, выглядывала сквозь решетку, в окошечко, визжала, ругалась и плевалась на нас.
Действительно, я напечатал рассказ «В глухую», где подробно описал виденный мною притон, игру в карты, отравленного «малинкой» гостя, которого потащили сбросить в
подземную клоаку, приняв за мертвого. Только Колосов переулок назвал Безымянным. Обстановку описал и в подробностях, как живых, действующих лиц. Барон Дорфгаузен, Отто Карлович… и это действительно было его настоящее имя.
Привожу слова пушкинского Пимена, но я его несравненно богаче: на пестром фоне хорошо знакомого мне прошлого, где уже умирающего, где окончательно исчезнувшего, я вижу растущую не по дням, а по часам новую Москву. Она ширится, стремится вверх и вниз, в неведомую доселе стратосферу и в
подземные глубины метро, освещенные электричеством, сверкающие мрамором чудесных зал.
Третий собеседник, Николай Михайлович Левачев, городской инженер, известный перестройкой
подземной Неглинки, в это время, не обращая ни на что никакого внимания, составлял на закуску к водке свой «Левачевский» салат, от которого глаза на лоб лезли.
Происходило это оттого, что никогда не чищенная
подземная клоака Неглинки, проведенная от Самотеки под Цветным бульваром, Неглинным проездом, Театральной площадью и под Александровским садом вплоть до Москвы-реки, не вмещала воды, переполнявшей ее в дождливую погоду.
Благодаря ей и верхнюю, чистую часть дома тоже называли «дыра». Под верхним трактиром огромный
подземный подвал, куда ведет лестница больше чем в двадцать ступеней. Старинные своды невероятной толщины — и ни одного окна. Освещается газом. По сторонам деревянные каютки — это «каморки», полутемные и грязные. Посередине стол, над которым мерцает в табачном дыме газовый рожок.
Побывав уже под Москвой в шахтах артезианского колодца и прочитав описание
подземных клоак Парижа в романе Виктора Гюго «Отверженные», я решил во что бы то ни стало обследовать Неглинку. Это было продолжение моей постоянной работы по изучению московских трущоб, с которыми Неглинка имела связь, как мне пришлось узнать в притонах Грачевки и Цветного бульвара.
Еще в семи — и восьмидесятых годах он был таким же, как и прежде, а то, пожалуй, и хуже, потому что за двадцать лет грязь еще больше пропитала пол и стены, а газовые рожки за это время насквозь прокоптили потолки, значительно осевшие и потрескавшиеся, особенно в
подземном ходе из общего огромного зала от входа с Цветного бульвара до выхода на Грачевку.
Многие из товарищей-литераторов просили меня сводить их на Хитров и показать трущобы, но никто не решался войти в «Сухой овраг» и даже в «Утюг». Войдем на крыльцо, спустимся несколько шагов вниз в темный
подземный коридор — и просятся назад.
Уж не каторжные ли лезут ко мне
подземным ходом?
Болота мокрые и кочковатые, всегда поддерживаемые
подземными ключами, изредка поросшие таловыми кустиками, постоянно сохраняя влажность почвы, уже не представляют богатых сенокосов, потому что изобилие болотных трав и излишняя мокрота мешают произрастанию обыкновенных луговых трав.